-
В Сербии многие люди ненавидят меня, потому что они хотят вестернизироваться, не понимая, что западный мир биполярен, в нем есть очень хорошие и очень плохие вещи.
-
Я никогда не хотел независимой Боснии. Я хотел Югославию. Это моя страна.
-
Я являюсь живым примером того, как боснийцы смешивались и переходили в другую веру. Мои бабушка и дедушка жили в восточной Герцеговине. Они были очень бедны. Пришли турки и принесли ислам. В семье было три брата. Один из них был православным христианином. Двое других приняли ислам, чтобы выжить.
-
Я сыт по горло демократией. При демократии люди голосуют за мэров. Я хотел построить город, в котором я сам буду выбирать граждан.
-
То, что вы имеете сейчас, - это Голливуд, который является чистым ядом. Голливуд был центральным местом в истории искусства 20-го века: здесь был сохранен человеческий идеализм. А затем, как и любое великое место, он рухнул, превратившись в самую ужасную машину в мире.
-
Каждый раз, когда я снимаюсь в фильме, мне хочется покончить с собой. Потому что я не вижу света в конце туннеля.
-
Я не буду сокращать свой фильм из-за, потому что, потому что, из-за замечательного "Волшебника страны Оз".
-
В каждом фильме, который я снимаю, если проанализировать сюжеты, то можно заметить, что в каждом сюжете, в течение первых 15 минут фильма все может развалиться на части. Или каждые 10 минут есть шанс, что вы потеряете нить. С другой стороны, если вам удастся собрать их воедино, то фильм будет выглядеть спонтанным и больше похожим на кино.
-
Преимущество цыганского языка в том, что, несмотря на то, что я не очень хорошо его понимаю, этот язык - идеальная мелодия. Итак, если вы предлагаете фильм так, как это делаю я, то язык - это всего лишь одна из составляющих мелодии. Внутри все организовано, и язык соответствует смыслу того, что они говорят, и это никогда не совпадает с написанным.
-
Самое сложное в создании фильмов - это продолжать их снимать. Возможно, вы могли бы добиться самого большого успеха в мире, но тогда большая проблема заключается в том, что делать дальше и как сохранить верность определенному инстинкту, который у меня есть в отношении фильмов.
-
Мне исполнилось 50 лет, и теперь каждый вопрос, связанный с жизнью, также включает в себя размышления о смерти. Когда я уйду, я хочу оставить своим потомкам четкое представление о своей идентичности.
-
Вы знаете, в каждом сегменте бывшей Югославии многоэтническая жизнь утрачена, за исключением, я думаю, того, что каким-то образом сохранилось в Сербии.
-
Снимать фильмы - опасная работа. Потому что именно ты всегда находишься в центре вселенной, когда снимаешь фильмы.
-
В молодости я был заядлым драчуном. В барах я был готов взорваться и подраться.
-
Я покончил с городами. Я провел четыре года в Нью-Йорке, десять - в Париже и некоторое время был в Белграде. Для меня теперь это просто аэропорты.
-
То, что я верю в самобытность и целостность своей страны, еще не делает меня ксенофобом или националистом.
-
Я общался с очень известными людьми, но ни на кого не производил такого впечатления, как на Марадону; люди дрожали в его присутствии.
-
Я воплощаю свои идеи в жизнь. Возможно, именно поэтому люди меня ненавидят.
-
Мой отец был атеистом и всегда называл себя сербом. Хорошо, может быть, мы и были мусульманами в течение 250 лет, но до этого мы были православными, и в глубине души мы всегда были сербами, религия не может этого изменить. Мы стали мусульманами только для того, чтобы пережить турок.
-
Моя цель - снять фильм, который согреет вас. Дать вам немного тепла. Теперь этот рациональный мир стал местом, где хорошо только то, что круто. Вы снимаете фильм, исходя из ритма современности или из биения вашего собственного сердца?
-
Югославия была своего рода сверхдержавой. Великолепные фильмы. Прекрасные романы. Великий рок-н-ролл. Мы стали сверхдержавой в баскетболе. Проблема в том, что людям нужно было сильнее отождествлять себя с ней после Тито и его ужасного, коварного руководства страной.
